Станислав Востоков — известный детский писатель, покоривший детские сердца многочисленными книгами, среди них «Фрося Коровина», «Брат-юннат», «Остров, одетый в джерси». Из интервью вы узнаете о городе детства Станислава Востокова, о том, в чем он преуспел в школе, когда начал писать, какую его не получилось опубликовать и почему. А еще Станислав рассказал об отличиях издательского процесса 90-х, нулевых и сегодняшнего времени, о том, чем небольшие издательства отличаются от гигантов. Также вы узнаете топ-3 книг, библиотек и издательств писателя. Интервью со Станиславом Востоковым подготовила Ольга Журавлева, специалист издательского дела, редактор, автор телеграм-канала «Книжки о книжках» и основательница DinoBooks.
Часть первая. Детские годы
— Вы родились и провели детство в Ташкенте. Что осталось там прежним, а что изменилось?
— Изменилась погода — например, в моём детстве зимой температура редко опускалась ниже -10 °C, а в январе этого года было -20 °C. Коммуникации не выдержали. Город на три дня остался без света, электричества и газа. А летом по-прежнему очень жарко, в июле температура часто доходит до 40 градусов. Правда, в 70-е и 80-е годы жару было проще переносить, потому что город был очень зеленый. Везде росли яблони, тутовники, тополя и платаны. А в 90-е вырубили очень много деревьев и кустарников. В центре построили красивые здания, но в разгар лета ходить по городу стало тяжело, тени мало. И очень жаль центральный сквер, который раньше назывался Сквером революции. Там росли вековые платаны, по-местному чинары, их тоже вырубили. Сейчас это место называется Площадь независимости. Город изменился довольно сильно. Я был недавно в Алма-Ате. Раньше Ташкент и Алма-Ата были очень похожи. Оба города зелёные, и там и там рядом горы. С нашего балкона был виден великолепный Чимганский хребет, а из Алма-Аты виден Чимбулак. Но в Алма-Ате, на мой взгляд, сохранили лучшие черты города. Ташкент многое, к сожалению, утратил.
— О своей малой родине вы рассказали, хотелось бы узнать о семье, увлечениях детства.
— Меня и старшую сестру, которая старше меня на семь лет, воспитывала мама. Одна. Она была писательницей, автором исторических романов, поэтому для меня профессия писателя в детстве была гораздо привычнее, чем профессия, скажем, сантехника или бухгалтера. Про сантехников и бухгалтеров я только слышал, а писатель передо мной был каждый день. Мама ездила на семинары в местный Дом творчества, в Дурмень, часто обменивалась впечатлениями по поводу новых книжек с коллегами, ходила на собрания в Союз писателей. Для меня это была естественная среда. Но до поры до времени у меня не было желания стать писателем.
— Кем же вы собирались стать?
— Космонавтом. Честно. Я ещё застал романтическое время рекордов, когда наши соревновались с американцами: кто больше проведет времени на орбите, кто посадит первую станцию на Марс и на Венеру. У меня была «комната» на балконе, и я одну стену облепил открытками с портретами космонавтов. Я их знал по именам и фамилиям, помнил количество полётов каждого, какие он рекорды поставил и сколько раз становился Героем Советского Союза. Я даже открыл в нашем дворе школу космонавтов. Правда, она продержалась всего один день. Ребята не выдержали моих нагрузок — сбежали. Сам-то я там только командовал.
— Расскажите, как вы стали автором книг?
— В детстве я не проявлял особых талантов. Мама пыталась пристроить меня в разные спортивные секции. Я попробовал себя в плавании, почти всех видах борьбы, большом теннисе и легкой атлетике. Мама даже показывала меня приёмной комиссии из балетной школы. К счастью, у меня оказались кривоватые ноги — балетом я совсем не хотел заниматься. Несколько месяцев я протанцевал в кружке хореографии. С отвращением. Потому что мне это не нравилось. Единственной способностью, которая у меня со временем и довольно неожиданно выявилась, была способность к рисованию.
— Как об этом узнали?
— Обнаружилось это случайно. Мой лучший друг очень хорошо рисовал, он ходил в ташкентскую Школу искусств №1. Мы с ним увлеклись эпохой рыцарей и начали перерисовывать персонажей из «Айвенго» и других книг о Средних веках. У меня получалось довольно неплохо, но мне хотелось рисовать лучше. И я попросил маму записать меня в школу искусств, где занимался мой друг. И там я попал к гениальной учительнице. Представьте, мы в течение трех часов три раза в неделю рисовали натюрморты, гипсовые носы, кубики, а в это время наша Белла Ивановна Аверьянова, читала нам иностранную фантастику. В советское время её было трудно достать. В 80-х она была, наверное, самым востребованным литературным жанром. Благодаря Белле Ивановне мы познакомились с Рэем Брэдбери, Клиффордом Саймаком, Робертом Шекли, Станиславом Лемом и многими другими.
Так я одновременно с курсом изобразительного искусства прошел и курс фантастики. А потом я поступил в художественное училище, потому что кроме рисования ничего не умел. Правда, уже тогда я начал увлекаться животными и параллельно с занятиями стал посещать зоопарк, но это казалось моим родным несерьёзным занятием. Четыре года я отучился в училище, после чего устроился работать в Ташкентский зоопарк смотрителем. А писать я начал уже после Московского зоопарка, когда накопил запас историй о животных.
Часть вторая. Писатель
— Википедия говорит, что вы пишете с 1998 года. Хочется узнать из первых уст, когда же случился ваш дебют?
— Мои первые стихи появились ещё в ташкентской газете «Пионер Востока». Это был, наверное, 1997 или 1996 год. Но все-таки первая моя публикация — перевод глав из книги Джеральда Даррелла. Это было, если я не ошибаюсь, в 1991 году в той же самой газете. Я не знаю, с какого момента считать.
— Всё началось с перевода Джеральда Даррелла? Как это произошло?
— В конце 80-х я начал переписываться с зоопарком Даррелла (Джерсийский зоопарк), и мне стали бесплатно присылать газету на английском “The Dodo dispatch”, которая издавалась специально для юных любителей животных. В этой газете печатались главы из книги Даррелла «Натуралист-любитель». Это что-то вроде руководства для любителей природы, где рассказывается, как ловить и сушить бабочек, как отличить одно дерево от другого, как собирать гербарий — самые базовые сведения. Кажется, эта книга у нас до сих пор не вышла. Несколько глав оттуда я и перевел для «Пионера Востока».
— У каждого писателя своя манера изложения, свои приемы. Кто-то даже на этапе черновика как бы берёт интервью у своих персонажей, чтобы они получились живыми и глубже раскрылись в книге. Расскажите о ваших приемах.
— Что касается стихов, мне проще всего придумывать их на ходу. Когда я каждый день ездил в Москву на работу, в зоопарк или в институт, я сочинял стихи, стоя в тамбуре электрички. Под стук колес хорошо придумывать стихотворения, об этом ещё Чуковский писал, который в поезде сочинил для своего сына Коли всем известного «Крокодила».
С лирическими рассказами о деревне всё по-другому. Для них нужны тишина и покой. Например, книгу «Рябиновое солнце» я чуть ли не целиком написал, просто глядя в окно и описывая увиденное.
Сюжетные произведения, конечно, так не напишешь. Там нужно «включать мозги», многое продумывать и придумывать. Бывает, что в повести текст в какой-то момент начинает вести меня за собой к событиям, которых я не ожидал. Так было с книгой «Коза и великаны», которая сейчас готовится к изданию. Я хотел написать про одно, а написалось совсем про другое. А то, о чём я хотел рассказать изначально, стало лишь эпизодом.
— Какие три книги, написанные вами, самые любимые?
— Наверное, это «Остров, одетый в джерси» про зоопарк Даррелла, «Фрося Коровина» и книжка, которая недавно победила на «Книгуру» и должна выйти этой весной в «Волчке», — «Коза и великаны».
— Были ли какие-то огорчения в общении с издательствами?
— Был один трагикомический случай, кажется, в 2001-м году. Тогда я недолгое время работал в крупном узбекском издательстве. Там был кабинет государственного цензора. Как-то раз главред детской газеты, которая выходила в том издательстве, решила напечатать главу из моей фантастической повести, написанной под влиянием книг Кира Булычева. Главный герой моей повести работал на космическом скотовозе — перевозил домашнюю скотину с одной планеты на другую. Однажды, когда заказов на транспортировку животных не было, командиру скотовоза предложили отвезти груз на планету Каменная: провизию, одежду и т.д. Я с потолка взял это название. На Каменной когда-то была тюрьма, но преступники перевелись, и тюрьму решили переделать в детский дом. А бывшие охранники сделались воспитателями переселённых на эту планету детей-сирот. Их было двенадцать. Это число тоже случайное. Детская газета сверстала полосу с отрывком из повести и отправила на одобрение цензору. Цензор вызвал меня к себе и сказал: «Я понял, о чём ваша повесть! У вас планета называется Каменная?» «Да». «Это Ташкент». «Почему?» «Ташкент — в переводе означает «каменный город»! Сколько у вас на планете сирот?» «Двенадцать». «А сколько у нас областей в Узбекистане?» «Двенадцать». «Получается, что люди в нашей стране живут, как сироты на Каменной планете? А их охраняют бывшие надзиратели? Вот какой вы хотели представить нашу страну в вашей повести!» В Узбекистане тогда был жесткий авторитарный режим. Повесть сняли, конечно, хотя никакой крамолы там не было. Боюсь, что институт государственной цензуры скоро возродят и в России. Во всяком случае, всё к этому идёт. Позже я пытался издать ту фантастическую повесть в России, но ничего не вышло, что, впрочем, к лучшему. Детской литературе эта книга бы ничего не добавила.
— Почему её не издали?
— В 90-е боялись издавать молодых неизвестных писателей. Издатели выпускали то, что гарантированно принесёт деньги. Из детских писателей спрос был на тех, кто успел прозвучать в советское время. В первую очередь, на Успенского и Остера. Ну и классику издавали, конечно: Носова, Драгунского, Чуковского и иже с ними. У тех же, кто начал писать в конце 80-х и после развала Союза, книги почти не выходили. В эту «яму» попали многие, в том числе и нынешние мэтры: Марина Бородицкая, Сергей Седов, Марина Москвина, Тим Собакин, Андрей Усачев, которые тогда находились на пике творческой формы. Издательский провал 90-х не лучшим образом повлиял на судьбу этого замечательного поколения. Оно, мне кажется, не успело как следует разогнаться.
— Что изменилось по прошествии 90-х?
— Стали появляться издатели, которые понимали, что современным детям нужна современная литература. Прежде всего, хочется вспомнить «Самокат». Помню, как одну из первых книг «Самоката», совсем не характерное для него «Волшебное кольцо» Бориса Шергина, сотрудница издательства принесла в Гайдаровку, как мы листали книгу и восхищались качеством издания. К счастью, следующему поколению детских писателей, пришедших в 2000-е, было уже легче. Издательства всерьёз заинтересовались современной литературой, и в 2010-е она, наконец, расцвела — чуть не каждый год появлялись новые яркие имена, новые премии, новые прекрасные иллюстраторы. В общем, нашему поколению повезло. Боюсь, следующему будет значительно тяжелее в связи с происходящими вокруг неё событиями и уничтожением свободы слова.
— А с какими издательствами вам комфортнее работать — с крупными или небольшими?
— С небольшими, они более подвижные, во многих из них особый подход к каждой книге, нет конвейера. Маленькие издательства лучше оформляют книги, лучше продвигают. У крупных, конечно, гораздо больше средств на раскрутку, но они продвигают не книги, а проекты. В маленьких издательствах я могу работать с художником напрямую, высказывать свои пожелания, которые будут учтены, и влиять на обложку.
— Правильно ли я понимаю, что в крупном издательстве вы не можете повлиять на выбор обложки?
— Как правило — нет, я хочу, чтобы обложка была красивой, а издательство — чтобы она хорошо продавала книгу.
— Назовите три издательства, которые, по вашему мнению, выпускают одни из самых лучших книг.
— Я бы назвал «Волчок», «Самокат» и «Белую ворону». Но хороших издательств намного больше. В список можно добавить «КомпасГид», «Мелик-Пашаев», «Детгиз», «Пешком в историю» и ряд других. И это очень приятно, что делать выбор трудно!
— От издательств и книг хочется перейти к любимым библиотекам.
— Одна из них — Ленинградская областная детская библиотека (ЛОДБ), с которой я давно дружу. В прошлом году Людмила Валентиновна Степанова, главный библиотекарь ЛОДБ, пригласила меня принять участие в поездке по библиотекам Северного Казахстана. Я видел, какую большую работу она и её сотрудники делают для того, чтобы познакомить казахские библиотеки с российскими и мировыми книжными новинками. А одну из библиотек, в городе Шемонаихе, ЛОДБ уже давно комплектует лучшими детскими книгами, изданными в России. Кроме того, Людмила Валентиновна с 2003-го года ведёт прекрасную «Школу детского чтения» в Сланцах. Вообще, у ЛОДБ, по-моему, сейчас самые крутые библиотечные проекты. Хотя они, конечно, есть и в других регионах. Например, проект «Вдумчивый читатель» московской Гайдаровки.
Но самая любимая библиотека — это библиотека Чуковского в Переделкино, рядом с которой я живу. Эту библиотеку сделал лично Чуковский — отделил часть территории от своего участка, на нем построил дом, наполнил его книгами и подарил государству. Библиотека очень уютная, хорошо комплектуется, там работают классные специалисты. Я хорошо знаком с бывшей заведующей библиотеки, которая недавно ушла на пенсию и которую, только представьте себе, пригласил на работу лично Чуковский!
Раньше в числе любимых была и Российская государственная детская библиотека (РГДБ), но после ухода коллектива «Библиогида» она таковой быть перестала.
— Можно рассказать об этом подробнее, ведь номинально «Библиогид» существует.
— Раньше это был лучший ресурс рекомендательной библиографии по детской литературе, там работали суперпрофессионалы, они знали детлит от и до, настоящие энтузиасты своего дела! Рецензия на «Библиогиде» очень много значила, она могла быть разгромной или хвалебной, поэтому детские писатели и издатели детской литературы ждали материалы о своих новых книгах с определённым волнением. К сожалению, после смены руководства библиотеки новое начальство принялось выстраивать вертикаль власти, и, если не всем, то многим творчески настроенным свободомыслящим сотрудникам пришлось уйти. Продолжать работу на прежнем высоком уровне «Библиогид» не мог. Начальство попросту стало запрещать критиковать неважные книги. В результате у нас не стало критики детской литературы, исчез маяк, на который ориентировались библиотекари, авторы, издатели и журналисты. Сейчас на портале РГДБ есть одноимённый сайт, но он утратил прежнее значение. По сути, это отдел бесплатной книжной рекламы без всякого разбора. И это печально.
— И все же существует еще знак качества… Например, каталог библиотеки имени Гайдара в Москве, которую я нежно люблю.
— Да, в московской Гайдаровке замечательный методический отдел, где работает Татьяна Рудишина. Вместе с «Самокатом» и «Гранд-Фаиром» она и её сотрудницы делают каталог «100 новых книг для детей». Это сейчас, пожалуй, единственный надёжный ориентир в детской литературе. Все московские детские библиотеки комплектуют книги по этому каталогу, на него обращают внимание и региональные библиотеки.
— В детских библиотеках сейчас проходит множество творческих мастерских, встреч с авторами и мастер-классов. На одном из них ко мне подошел маленький мальчик и задал такой вопрос: как сочинить историю, смогу ли я, и что нужно сделать, чтобы написать книгу. Как бы вы ответили на такой вопрос?
— Для писателя важны не только талант и способности. Важен жизненный опыт. Без него написать хорошую книгу нельзя. Ребенок в силу своей непосредственности может сочинить хорошее стихотворение. Немало таких примеров собрано, например, в книге «От двух до пяти» Чуковского или в книге поэта и педагога Вячеслава Лейкина «Каждый четверг в четыреста сорок восьмой». Юный литератор может написать свежий и необычный небольшой рассказ. Но ни у одного ребёнка не наберётся хороших произведений на целую книгу.
— Почему так?
— Как я уже сказал, нужен опыт. Мне не кажется правильным, когда некоторые родители нацеливают своих детей с юного возраста на писательскую карьеру. Мастерские и творческие студии — это очень полезно для разностороннего развития. Но большинство хороших писателей специального учебного заведения не заканчивали. Можно по пальцам пересчитать детских писателей, которые окончили литинститут. Например, Григорий Остер или Владимир Железников. Ни Успенский, ни Коваль, ни Драгунский профильного образования не имеют.
— Что всё-таки посоветуете тому маленькому мальчику и многим другим, кто хочет стать писателями?
— Нужны начитанность и большое терпение. Про это на мастер-классах для молодых писателей всегда говорили Михаил Яснов и Эдуард Успенский. И неплохо бы иметь способности, конечно. Книги можно писать на одном мастерстве, но без внутренней искры они не оживут, не сохранятся надолго. При Советском Союзе было много мастеровитых писателей, о которых сейчас почти никто не помнит. Их книги не ожили.
— Мы начали с детства, хочется им и завершить. Какие детские воспоминания или переживания перешли в ваши книги?
— Тут надо вспомнить книгу «Ветер делает деревья», где я описал детский сад, в который ходил. Прототипом слишком строгой воспитательницы стала моя реальная воспитательница. Она часто наказывала ребят, ставила в угол — тогда так было принято. Я постарался передать атмосферу моего сада, характеры ребят. Несмотря на строгость воспитательницы, мне в саду очень нравилось, и я всегда шёл туда с радостью. Правда, в книге воспитательница всё-таки перевоспиталась, а в жизни — нет…
Многие ташкентские реалии перешли в книгу «Брат-юннат» — это повесть про Ташкентский зоопарк.
Напоследок Станислав Востоков порекомендовал несколько книг современных авторов:
✔️ Эдуард Веркин «Осеннее солнце»
✔️ Жан-Клод Мурлева «Джефферсон»
✔️ Дэвид Алмонд «Скеллиг»
О том, как была написана книга «Фрося Коровина», читайте в телеграм-канале издателя «Книжки о книжках».